Ловить рыбу удочкой Пинчу не пришлось. На берегу рыб, ракообразных, мягкотелых улиток было бесконечное множество. Оставалось одно – выбирать все, что не успело испортиться. Гниение здесь происходило очень быстро. Запах падали встретил путников еще за километр от берега. Вдоль линии прибоя ходили стаи бескрылых птиц, похожих на пингвинов. Их можно было принять издали за людей – они и ростом были не ниже человека, ходили, важно переваливаясь, и громко кричали. Ганс заметил, что и птицы избегают падали – выбирают свежих, еще трепещущих рыб. Птицы оказались очень мирными и совсем не трусливыми. Люди подходили к «пингвинам», гладили их. Птицы с интересом осматривали людей. Скоро птицы и люди ходили рядом, толкаясь, как на базаре.
За огромной стеной прибоя, разбивавшегося о гряду прибрежных скал, океан почти не виден. Изредка только возвышалась над гребнем прибоя гигантская голова какого-то «завра».
Трудно было дышать от трупного запаха.
Вот на берег выбросило плоскую раковину величиной с лодку. Эту не донести. Вот вторая – с чайный поднос. Оттащили в сторону. Огромная панцирная рыба едва не сбила с ног Пинча. Она еще судорожно билась. Оттащили и ее. Эта-то уж, наверное, свежая. Велика, килограммов на двести... Нет, не донести... Пришлось остановить выбор на меньшей. Винклер и Ганс взвалили на плечи рыбу, Пинч и Текер понесли «устрицу».
– Сегодня на обед будет осетрина и устрицы, – заявил Ганс, подходя к пещере. – Грейте скорее в котле воду.
Котел был поставлен на «керосинку» – яму с зажженной нефтью. Вода уже кипела, а «повара» все еще возились с продуктами: «устрица» не хотела раскрываться. Створки ее были так плотно закрыты, что Ганс не смог открыть их даже топором. Панцирная же рыба оказалась настолько прочно забронированной, что разрубить ее никто не мог. Решили «устрицу» облить кипятком. Это помогло: створки наконец раскрылись, показалось очень нежное бледно-розовое мясо.
Стормер положил «осетра» на землю вверх брюхом и рубил с ожесточением голодного человека. Брюхо панцирной рыбы имело более мелкие чешуйки, которые, по расчету Стормера, должны скорее поддаться ударам топора. И ему наконец удалось разрубить рыбу. Он осторожно понюхал. Ничего. Пахнет рыбой, как полагается.
– Придется мясо по частям вырубать.
– Ас устрицей как? – спросил барон.
– Варится. Вареных устриц еще не ели, барон?
– Ук.., уксусу бы!..
– Перцу, лаврового листу да бутылку вина. Вот это обед был бы! С вином и устрицами. Но чего нет, того нет, барон.
От котла пахло очень аппетитно. Но когда мясо было разложено по блестящим створкам захваченных Гансом плоских раковин, все переглянулись.
– Ккушайте, пожалуйста! – любезно предложил Маршаль.
– Вы, барон, старше, предоставляю вам честь отведать первое блюдо, – ответил Стормер.
– Выходит так, что самый старший должен помереть раньше других? Начался спор.
– В конце концов это же не гриб, а рыба, и рыба свежая, – подбодрил сам себя Ганс и первым взял кусок в рот. Все смотрели на него, как на человека, принявшего яд. Ганс спокойно жевал.
– Ввкусно?
– Изумительно! – отвечал Ганс с набитым ртом.
Барон был очень голоден. Но он терпел: ведь яд мог действовать не сразу. Однако когда Ганс отправил в рот второй аппетитный кусок, барон не выдержал и взял маленький кусочек, за ним епископ, Стормер и другие. Скоро все ели с аппетитом пещерных людей. Мясо устрицы оказалось нежным и вкусным.
Приятное чувство сытости подняло настроение. Снабжение, по крайней мере на весь летний период, было обеспечено.
– Надо научиться сушить и вялить рыбу, чтобы сделать запасы на зиму, – сказал Ганс. – Цандеру также надо будет заготовлять сушеную рыбу. Сегодня я отнесу ему свеженькой.
И Ганс, отрезав большой кусок, отправился в обратный путь в горы, к ракете.
Вернувшись на другой день под вечер, он застал всех спящими.
Утром проснулись в опаловом тумане.
– Пахнет духами! – воскликнула Делькро, вдыхая воздух. – Не разлили ль вы духи, Эллен?..
– У меня нет духов...
– Может быть, вы, Амели?.. Откуда же такой сильный запах? Ветер разорвал завесу тумана. Полуостров, вчера серо-желтый, сегодня принял яркую окраску.
– Это цветы. Конечно, цветы так пахнут. Цветы выросли и расцвели за одну ночь. Разве это не изумительно?
– В такой теплице – нет ничего удивительного.
– Удивительно другое, – задумчиво сказал Ганс. – Наши земные ученые предполагали, что на Венере должен быть примерно каменноугольный период. А между тем здесь столько цветов.
– Ученые могли ошибиться, – заметил Текер. – Если даже Венера моложе Земли, процессы развития здесь могут идти быстрее, чем это было на Земле. Мы уже видели немало растений и животных, которые можно отнести к каменноугольному периоду. Этот период на Венере еще не прошел. Но эволюция пошла дальше. Ведь один период не сменяется другим внезапно. Эти хвощи, «птеродактили», панцирные рыбы и прочие представители карбона будут существовать еще многие тысячи лет наравне с позднейшими, более совершенными представителями растительного и животного царства.
– Да, весна в полном разгаре, и нам не надо терять ни одного дня. От пещер до наших будущих плантаций далеко. Нам придется на время полевых работ переселиться на полуостров. Построим там шалаши. После обеда двинемся в путь.
Ганс шел к Тихой гавани – подальше от громового прибоя и тяжелого запаха разлагающихся морских животных.
Как только прибыли на место, между «пассажирами» начались споры из-за лучших участков. Каждому хотелось захватить прибрежную полосу тучного ила. Притом здесь, в выходе гранита, был большой естественный водоем, постоянно наполняемый дождями. В пресной воде недостатка не было.